Будни Следопыта. не вполне запись из дневника, скорее некий отдельный рассказ получился.
Очередной вечер в «Гребешке и бородке» ничем не отличался от прочих других. Старый и грязный трактир в Овражках привлекал лишь разбойников, да местных дровосеков, что победнее. Более зажиточные люди могли себе позволить «Гарцующий Пони», куда они и отправлялись после долгого рабочего дня, чтобы потом без приключений вернуться домой на почтовых.
На небольшой террасе у старого трактира, как и всегда, стояли столы, а за столами сидели дровосеки. За дверь они заходили только чтобы принести себе вновь наполненные кружки – в главном зале, если это можно было так назвать, хватало лихого люда, и никому не хотелось неприятностей. От чернопустынников итак житья никакого не стало, и задирать кого-то из них – себе дороже. Хуже всего было то, что ребята из «Черной Пустоши» - такие же люди, как и все в Овражках. Они были чьими-то отцами , сыновьями и дочерьми, братьями и сестрами, но жизнь заставила их пойти кривой дорожкой. Быть может, у них был выбор, и выбор этот оказался неверным, да теперь уж никто о том не помнил. Простые работяги, дровосеки Овражек предпочитали забывать неприятные вещи. Людей, сбивающихся в небольшие отряды, вооруженных кто чем, которые время от времени наведывались в старые руины в Четвуде – одно из логовищ разбойников – никто всерьез не воспринимал. Как бы ни рассказывали вернувшиеся герои о своих славных битвах с чернопустынниками, последних меньше не становилось. Поговаривали, будто бродяги-следопыты с «Черной Пустошью» заодно, что все больше южан без роду-племени прибивается к ним в поисках лучшей доли и легкой наживы... Да мало ли чего болтали. Слухами земля всегда полнилась, и вряд ли это когда-нибудь изменится.
- Коди... Слышь, Коди. Эй! Коди, я к тебе обращаюсь! Уснул ты там в своей кружке, что ли?
Человек, которому можно было бы дать лет тридцать с небольшим, с густой бурой бородой, поднял вопросительно-изможденный взгляд на звавшего.
- Про Рябинку слышно чего?
Сосед вопрошающего толкнул его в бок, но тот не унимался.
- А что? Уже и спросить нельзя? Я, мож, тоже переживаю.
- Переживает он... Твои переживания никому не помогут.
- Точно. Раз такой переживающий, пошел бы да нашел её, - подал голос еще один дровосек.
- Ишь чего захотел. Сам иди. Я в дальний Четвуд ни ногой, пока из ближнего чернопустынников не выбьют.
- Выбьют, ага, сейчас, - присоединился третий. – Скорее топоры сами начнут лес валить, без нашего участия, чем констебли потащатся вглубь, дальше лесопилки.
- Вот уж верно. Держи карман шире.
- Да замолчите вы! – прикрикнул человек, до той поры молчавший. Голоса моментально смолкли, а все взоры вновь обратились к Коди. Густобородый лишь вновь приложился к своему пиву.
- Не переживай, Коди, - сосед похлопал его по плечу. – Она найдется. Вот увидишь.
Но Коди только залпом опустошил кружку. С того дня, как его дочь Рябинка потерялась в дальнем Четвуде, дровосек вечерами только и делал, что набирался хмельного. Днем он махал топором как одержимый, а вот вечером занять себя было нечем. И он топился в пиве. В паршивом трижды разбавленном пиве. Все видели это, и все знали, что до добра так не дойдет, но никто не хотел затевать ссору. И Коди каждый вечер напивался, потом брел домой, забирался на печь и дрых беспробудным сном до самого утра. А там все начиналось снова. Так прошло уже три дня, и подходил к концу четвертый.
Овражковые констебли лишь разводили руками. Они, может быть, и рады были бы помочь... Но дальний Четвуд на то и дальний. Чтобы туда попасть надо либо пройти в опасной близости от логова чернопустынников, либо сделать крюк и пройти краем Комариных Топей. Ни туда, ни туда никому соваться было неохота. Особенно после того, как в топях расплодились пауки и кровопросцы вымахали до невероятных размеров. Говорили, что и гоблинов там видели, да только никто в это не верил. «Скорее, уродливых хоббитов. Откуда ж в болотах гоблины?» Но даже поставленный под сомнение, этот слух был отличной отговоркой для всех доброжелателей и переживающих. Трое дровосеков, отправившиеся было на поиски девочки, вернулись в тот же день. А больше никто и не искал. Всем было, по большому счету, всё равно. Коди хотел уже сам пойти искать дочку, да позволил себя отговорить. С тех пор еще пуще прежнего запил. А дни все шли...
* * *
Дни все шли, а я никак не мог найти тот треклятый дуб с трещиной в стволе. Трещина была узкая, и спрятать туда можно было разве что несколько щепок, что и должны были торчать из нее, если только их не повыдергали. Люди или звери – какая разница? Они там все равно только для прикрытия. Я бродил по лесу второй день, а все никак не мог найти свои же наводки к тайнику. Не знаю, какая мысль меня больше расстраивала: о начинающейся потере памяти или о возможном исчезновении и тайника, и наводок – но подобные шатания по лесу меня не радовали. Время от времени хотелось бросить эту затею и вернуться, но что-то постоянно удерживало меня. Судьба, наверное... Я ведь уже говорил о своих мыслях на этот счет?
Подходил к концу третий день моей прогулки. Солнце медленно, но верно, клонилось к закату, а я подумывал об устройстве на ночлег. И место выбрал невдалеке от родника, и палатку поставил, и собрался уже костер разводить, как до моего слуха донесся чей-то плач. Я отложил кремень и прислушался. Плач был тихим, всхлипы неравномерными... словно ребенок плакал уже давно, словно он устал плакать, но никак не мог успокоиться. В том, что это был именно детский плач, у меня не возникало никаких сомнений.
Дотянувшись до арбалета, я медленно поднялся, пытаясь уловить направление. Как назло, в листве гулял легкий ветерок, осложнявший мне задачу. Я вслушивался в дыхание леса не меньше пары минут, прежде чем оставил свой лагерь, надеясь, что ребенок не слишком далеко от меня. Найти дитя нужно было обязательно, но и оставлять свои пожитки зверью не слишком хотелось.
Я шел, и всхлипы становились все отчетливее. Через какое-то время я сумел различить между ними бесконечно повторяющиеся слова - ребенок звал родителей. Но зов, ясное дело, оставался неуслышанным. Разве что воронье на ветках могло ответить своим зловещим карканьем. После каждого такого «Кар!» всхлипы усиливались. Дитё боялось, и это вполне объяснимо.
Я нашел ребенка. Ну как нашел.. Услышал шелест да хруст, повернул голову и увидел поспешно скрывающиеся в кустах пятки. Привычным движением закинув за спину арбалет, я направился туда, а когда раздвинул ветки - меня встретили полные страха и слез красные глаза.
Это была девочка. Лет десяти, не больше. Перепачканное холщовое платьице, порванный подол, чумазое чуть островатое лицо... А уж худущая – слов нет.
- Тише, дитя, тише... – я старался говорить ровно и успокаивающе, но это плохо действовало. И понятно почему. Вряд ли темные потрепанные одежды и отсутствие одного глаза вписывается хоть в какие-то брийские представления о благородных героях-спасителях. Те обычно все чистенькие, в сверкающих доспехах и на белоснежном коне, спасают принцесс. Откуда только так много принцесс берется?
- Я не причиню тебе вреда, - я протянул было руку, но девочка дернулась, загораживаясь от меня. Её взгляд упал на торчавший из-за моего плеча приклад арбалета. Я не мог видеть, на что именно она смотрит, потому обернулся – через левое плечо. Привычка, которую пришлось вырабатывать, чтобы видеть хоть что-то за своей спиной. Не увидев ничего, представляющего угрозу, я вновь обратил взор к девочке:
- Там никого нет. Даже если бы и был – я его прогоню.
Я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее.
- Я никому не позволю тебя обидеть.
- Обещаешь? – голос был тихий и все еще напуганный, но слезы перестали капать, и где-то в глубине её глаз я увидел, как загорается крохотный огонек надежды.
- Обещаю, - уверенно кивнул я и вновь протянул руку. Ребенок в ответ протянул мне свою. Неуверенно коснувшись моих пальцев, уже через мгновение девочка вцепилась в мою ладонь так крепко, как только могла. Ей не хотелось чтобы я уходил. Я и не собирался. Во всяком случае, без неё.
- Пойдем со мной.. Давай, выходи... Тут никого нет, а если кто появится, то отведает моих тумаков.
Я говорил много. В основном что-то умиротворяющее и внушающее чувство хоть какой-то защищенности. Медленно, но девочка вылезла из-под куста. Я тут же подхватил её на руки и быстрым шагом направился к своему лагерю. Ребенок был легок, как полупустой колчан для арбалетных болтов. Вполне возможно, что она ничего не ела какое-то время. Велика вероятность и какой-нибудь простуды – как никак весна еще не вступила в свои права окончательно, а южные дети не отличаются стойкостью к холодной погоде, уж это я хорошо знал.
Лагерь остался нетронутым. Я посадил девочку на одеяло у входа в палатку, а сам, бросив арбалет тут же рядом, занялся костром. Через какое-то время дрова весело затрещали. Я порылся в походной сумке и достал оттуда котелок. Родник журчал совсем рядом, набрать воды не составило никакого труда. Я подвесил котелок над костром, и вновь полез в котомку. У меня всегда на всякий случай с собою немного чистых бинтов – кто знает, когда тебя ранят. Я достал их, оторвал не слишком большой кусок и бросил в подогретую воду, снятую с огня. Девочка неотрывно наблюдала за моими действиями, а я уже отжимал мокрую ткань. Сделав так, я подсел поближе к ребенку и протянул руку с влажным бинтом к её лицу.
- Негоже это, девочке ходить такой грязной, - сказал я, вытирая разводы со щек. – Леди должны выглядеть безупречно. Особенно такие маленькие как ты. Если бы тебя кто-нибудь увидел, то непременно засмеял бы. И как бы это выглядело? Разве ж это хорошо?
- Нет, - она слабо улыбнулась. Но меня и эта улыбка радовала. Потому я поспешил разговорить ребенка, чтобы окончательно прогнать её страх. Как известно, дети больше всего на свете боятся одиночества. Да и не только дети...
- Вот именно, - я вновь смочил ткань, и протянул уже ей. – Давай дальше сама. Сумеешь привести себя в порядок?
- Да, - кивнула девочка и принялась умываться.
- Как тебя зовут-то хоть, дитя?
- Рябинка.
- Рябинка.. Красивое имя, - в Бри и близлежащих землях девочкам часто давали имена по названиям цветов или чего-нибудь близкого к ним. Как и в Шире. – А годков тебе сколь?
- Восемь.
- Ух ты, совсем большая уже, - я не сильно ошибся в своих предположениях. Восемь лет... Веси-Хенки, какая же она еще маленькая. Но говорить ей об этом было нельзя.
- Дядя..
- М?
- А тебе сколько лет? А звать тебя как? А где ты живешь? А почему ты здесь? А.. тыведьотведешьменядомойправда? – последний вопрос девочка выдала на одном дыхании, единым словом. При этом она так смотрела на меня, что даже захоти я обратного - не сумел бы ей отказать.
- Столько вопросов.. Даже не знаю, на который сначала ответить, - я невольно рассмеялся, по привычке потирая бороду. – Конечно я отведу тебя домой, Рябинка. Как только узнаю, где ты живешь.
- В Овражках, - протягивая двумя руками ставшие ненужными бинты, ответила девочка.
- Как же тебя угораздило зайти в такую даль от дома? – я как следует выжал ткань и повесил на ближайшую ветку какого-то куста.
- Я гуляла с папой и отошла немного в сторону... Меня росомаха напугала... Я побежала, а когда остановилась, то не увидела рядом папу... Пошла его искать и заблудилась... А потом пришел ты.
Пока Рябинка рассказывала, я выплеснул грязную воду, сполоснул котелок и, набрав в него воды на две трети, снова повесил на огонь.
- Ну-ну-ну, не надо плакать, - заметив блеск в детских глазах, сказал я. – Ты же только что умылась. Придется снова умываться...
- Да, - вытирая слезы своим крохотным кулачком, кивнула девочка. – Не хочу снова быть грязнулей...
- Вот и умница, - я улыбнулся. – Есть хочешь? – глупый вопрос, конечно, но надо же было как-то поддерживать разговор.
- Ой... Очень хочу.
- Тогда держи, - я дал ей немного сушеных яблок, несколько сухарей и солонины. – Лучшего предложить не могу, - я развел руками, и потянулся за флягой. Давать ребенку медовуху я не собирался, но что-то, что могло хоть сколько-нибудь согреть изнутри, нужно было дать. Для этой цели я и поставил на огонь воду – разбавить хмельное до невозможности. Видел бы меня тогда Хорнвори... Я бы узнал о себе много нового, не сомневаюсь в этом.
Я извлек из сумки деревянную кружку. Памятная вещь, выигранная мною на прошлом Весеннем Фестивале в Шире, я всюду носил её с собой. Вот и снова она пригодилась. Наполнив её водой, я добавил туда немного медовухи. Протягивая Рябинке полную кружку питья, я говорил:
- Не ешь в сухомятку, запей вот. Заодно согреешься.
- А мне не холодно...
- Это пока. Ночь будет холодной, так что пей, а я посмотрю, что у меня есть для тебя, чтобы не замерзнуть.
На самом дне моей сумки лежала сменная одежда. Парадный костюм, для особых случаев. Я не так давно сшил его, и шансов покрасоваться в новеньком мне выпадало не много. Я вытащил плащ, зеленый с золотой нитью узоров, и набросил его на плечи девочке.
- Вот так гораздо лучше, не так ли?
- Какой красивый...
- Нравится? Он теперь твой. Пожалуй, великоват, но ты еще вырастешь и тог...
«...да он будет тебе в пору». Я не успел договорить, как был опрокинут на спину и разве что не задушен. И кто сказал, что дети слабые создания? При желании они своими маленькими ручонками разворотят все, что угодно.
- Хэй, хэй, ну ладно, встань, - попытался я освободиться, но не тут-то было. Рябинка смеялась, бесконечно повторяла «спасибо, дядя», и никак не хотела меня отпускать. Лишь только когда она успокоилась, мне удалось вернуться в сидячее положение. Девочка разве что не светилась от радости. Глядя на неё, я невольно улыбался. Как мало нужно человеку для счастья...
- Дядя...
- М?
- А я ведь так и не знаю, как тебя зовут...
- И то правда. Но давай с тобой договоримся. Я назову тебе свое имя, а ты взамен уснешь крепким сном, плотно завернувшись и в плащ, и в одеяло. Хорошо?
Рябинка часто закивала. Тем лучше. Солнце уже село, а на следующий день стоило подняться в дорогу пораньше.
- Ну тогда давай собирайся ко сну.
Повторять дважды не пришлось. Ребенок в мгновение ока закутался в плащ, заполз в палатку и там уже накрылся одеялом.
- Готово. Твоя очередь.
- Халладан Старк.
- Халладан Старк... Таких имен у принцев не бывает, - чуть надув губы проговорила Рябинка. Я засмеялся:
- Так я и не принц вовсе.
- Неправда!
- А разве я похож на принца?
Ответа я дождался не сразу.
- Я не знаю, - честно призналась девочка. – Я словно в сказку попала... Заблудилась в лесу, а ты меня спас. А принцы всегда спасают попавших в беду... Только у тебя волосы почти совсем седые... И глаза одного нет... И коня нет...
- Ну, конь-то у меня есть.
- Правда?
- Да. И завтра ты его увидишь.
- Да? Вот здорово!
- Верно. А теперь спи, Рябинка. Завтра я отведу тебя домой.
* * *
- Коди! Эй, Коди! Да открой же, Коди, гоблин тебя за ногу подвесь!
Дровосек молотил кулаком в дверь минут десять, прежде чем та отворилась ровно на ширину лезвия топора. В щель выглянула женщина.
- Чего тебе, Джо? Что тебе от нас надо в этот поздний час?
Тот, кого назвали Джо, радостно улыбался.
- Поднимай мужа, Рози, и готовь праздничный ужин! Рябинка нашлась!
Лицо женщины на мгновение осветилось надеждой, но сразу же стало прежним.
- Не шути так, Джо. Не дело это, смеяться над чужим горем.
- Да говорю тебе...
- Пойди прочь, Джо!
- Кто там, Рози? – донесся из глубины дома мужской голос.
- Джо пришел. Говорит, что Рябинка нашлась.
- Не смешно, Джо. Пять дней прошло. Её, наверное, уже и в живых-то нет...
- Да что ж вы какие! – возмутился Джо. – Жива она! Сам видел! Какой-то одноглазый верхом на черном коне привез её! Я как увидел его, подумал было, что очередной разбойник, да только он со стороны Бри ехал. А там я пригляделся – и Рябинка перед ним в седле! Ну я и бегом к вам, чтоб успеть сообщить! А вы мне тут – «Шутишь, шутишь»!
Рози не верила своим ушам. Она смотрела на улыбающегося Джо и не верила. Но еще больше она не поверила своим глазам, когда из-за спины давнего друга Коди, из-за поворота на улочку вышел черный конь.
* * *
Никогда не любил излишнего внимания. И собирающаяся позади нас с Рябинкой толпа зевак меня ужасно раздражала. Впрочем, не только меня. Морно время от времени предостерегающе фыркал, когда кто-нибудь пытался подойти к нему ближе. Умный конь, в который раз это подтверждалось.
Наверное, только Рябинка чувствовала себя комфортно во всей этой суматохе. Она сидела передо мной в седле с таким важным видом, будто она и впрямь какая-нибудь принцесса. На других детей, что толпились вместе со взрослыми, она если и обращала внимание, то не подавала виду. Изредка она кому-нибудь кивала. Не знаю уж, что ей подсказывало воображение, но девочка явно была счастлива.
Едва мы свернули на улочку, где, как она мне уже сообщила, был её дом, Рябинка чуть напряглась в ожидании. Я остановил Морно шагах в тридцати от цели. Спешившись, я опустил на землю и девочку. Та тут же рванула к дому, на крыльце которого стоял высокий мужчина, а в дверном проеме – женщина. Путаясь в слишком длинном для неё плаще, на ходу подбирая его края, чуть не падая, Рябинка бежала, на всю улицу крича только одно слово.
- Мама! Мамочка!
А дальше все было и впрямь как в сказках. Из дома выбежал густобородый мужчина, видимо отец. Так что потерявшегося ребенка счастливые родители приняли в свои объятия разом. Мы с Морно стояли в стороне и наблюдали, как жители Овражек один за другим подбегают к дому, о чем-то громко говорят... Различить в поднявшемся гомоне хоть какую-нибудь отдельную фразу не представлялось возможным. Одно было понятно – все радовались такому удивительному возвращению пропавшего ребенка.
Морно толкнул меня в бок.
- Что такое, дружище? – очередной толчок. – Что? – и снова. – Неужто и тебе захотелось объятий?
Конь негромко фыркнул. Я улыбнулся. Морно умный скакун, и вполне заслуживает похвал. Я погладил его по черной шее.
- Обещаю, как доберемся до «Пони», куплю тебе морковку.
Ответом мне было негромкое ржание и очередной толчок, на сей раз в плечо.
- Хорошо, хорошо, и пару яблок. Только не обижайся, если они будут немного вялыми. Свежих сейчас днем с огнем не сыщешь.
Я оглянулся на толпу. Люди радовались, и я не хотел им мешать. Нынче не так уж много поводов для улыбок.
- Как думаешь, Морно... По-моему, нам можно уходить.
Конь снова фыркнул.
- Вот и я так думаю. Так что пойдем.
Я забрался в седло и тронул поводья. Овражки мы покинули без лишнего шума. Если кто и заметил наш уход, то останавливать никто не стал. Тем лучше. Никогда не любил излишнего внимания.